Иван Мележ: 16 занимательных фактов из жизни классика
Автору одного из самых значительных произведений белорусской литературы XX века – трилогии «Палеская хронiка» – на днях исполнилось бы 100 лет. Многое за это время в нашей жизни изменилось до неузнаваемости. А произведения Ивана Мележа не устарели. Их и сегодня можно с интересом перечитывать: в них есть глубина и подлинность. Народный писатель искренне любил родину, был замечательным мужем и отцом и, несмотря на трудности, продолжал работать над романами.
Крестьянин с Полесья. Иван Мележ родился 8 февраля 1921 года на Полесье, в деревне Глинище Хойникского района, там, где жили его «люди на болоте». Он рос в обычной крестьянской семье. С детства привлекался к хозяйственным работам: пас свиней, овец, коров. В 1938 году окончил среднюю школу в Хойниках. Во время учёбы Мележ много рисовал и в будущем хотел стать художником.
На деревянном велосипеде. В детстве Иван ходил в школу в посталах – крестьянской обуви из цельного куска кожи, которую привязывают к ногам верёвками. Мастерил он такую обувь себе сам, тогда как остальным ученикам до четвёртого класса её плели родители. Но по-настоящему прославился среди сверстников Мележ, когда создал деревянный велосипед. Причём колёса изготовил из двух ореховых обручей со спицами и рамой.
Чуть не лишился руки. Во время Великой Отечественной войны Мележа направили в 51-ю стрелковую дивизию в качестве сотрудника армейской газеты. Под Ростовом-на-Дону он получил второе тяжёлое ранение и оказался в госпитале в Тбилиси. После ампутации плечевого сустава правая рука держалась на одних сухожилиях с помощью марлевой повязки.
А за плечами – «Тихий дон». В тылу Мележ оказался в городе Бугуруслан Оренбургской области. Волей судьбы писатель поселился с квартирантом у своей будущей тещи, где и познакомился с дочерью хозяйки Лидией. «Иван Павлович обратил на себя внимание своей бледностью, худобой, странной одеждой – широкие чёрные матросские брюки и солдатская гимнастёрка, – вспоминала жена Лидия Мележ. – Рука, согнутая в локте, лежала на марлевой повязке. Полупустой вещмешок за плечами. Потом я узнала, что там были всего лишь три тома "Тихого Дона". Вечерами что-то писал левой рукой».
Расписались и прогулялись. В апреле 1943 года, никому не сказав ни слова, молодые люди пошли в загс и расписались. Мележу было 22 года, а его жене – 20 лет. Как потом рассказывала супруга писателя, они считали брак своим личным делом и не нуждались в шумной свадьбе. После росписи молодожёны прогулялись по набережной реки. Лидия Петрова-Мележ стала первой читательницей всех произведений мужа.
Предрекли 20 лет жизни. Несмотря на подорванное войной здоровье, Иван Мележ считал, что ему очень повезло: он уцелел под пулями, в то время как большинство его однополчан не вернулось домой. 20-летнему Ивану Павловичу врачи сказали, что из-за проблем с почками и туберкулёза большим счастьем будет, если он доживёт до 40 лет. И писатель торопился жить, торопился сделать как можно больше. Очень много работал. Даже ночью часто в его комнате горел свет.
Рукописи не горят. Однажды в доме писателя произошёл пожар. Дочь Ивана Павловича погладила кофточку и забыла отключить утюг. Дома тогда никого не было. Первыми дым заметили прохожие. Прибывшие пожарные стали тушить пламя, вырывавшееся из окна. Мележ, ничего не знавший о пожаре, возвращался домой в хорошем настроении. Во дворе он увидел толпу людей и узнал, что в его квартире произошёл пожар. Писатель побелел и… через некоторое время засиял счастьем. Что случилось? В кабинете на столе лежал законченный роман «Людзі на балоце», который не тронул огонь.
Неожиданный успех. До появления «Людзей на балоце» белорусские писатели относились к Мележу снисходительно. В дневнике Борис Саченко записал: «Я не очень ценил его до сих пор. Поэтому "Людзей на балоце" начал читать без особой охоты. 20–40 страниц не захватили. Сказал какую-то нелепость, Янка Брыль поддержал. Лучше было бы, чтобы роман сгорел, решили мы. Но прочитал 100, 200, 300 страниц – Боже мой, какая проза! После Кузьмы Чёрного ничего подобного не было. В редакции скептически восприняли: мол, молодой парень, что он ещё понимает в литературе. От Мележа никто не ожидал, что он напишет такое».
Люди в тумане или на болоте? Иван Мележ долго не мог определиться с названием будущего романа, который впоследствии стал известен как «Людзі на балоце». Когда он принёс рукопись в журнал «Полымя», на отдельном листе было целых пятнадцать версий названия. Писателя больше всего привлекали два названия: «Людзі на балоце» и «Туманы над багнай». Перед сдачей номера в набор роман назывался «Туманы над багнай». В это время из отпуска вернулся сотрудник редакции Алесь Рылько. Прочитав произведение, Рылько усомнился: «Очень мрачно. Название "Туманы над багнай" удручает ещё больше. Первые годы советской власти, здесь должен быть свет, а не туман…» Согласился Мележ: «Пусть будут "Людзі на балоце" в журнале. Может быть, поменяю, если буду издавать отдельной книгой».
Отказали в публикации. В Беларуси сначала наотрез отказались издавать «Палескую хроніку». Мележа вызвали партийные цензоры и спросили, не боится ли он так откровенно писать о жизни крестьян, пытались запугать. Тогда литератор решил отвезти роман в Москву, где его согласились опубликовать только в литературном журнале «Роман-газета». Иван Мележ с женой Лидией набирали текст на машинке, потом грузили бумаги в автомобиль и везли в Москву. Оба имели водительские права и с удовольствием управляли автомобилем.
Неоконченная эпопея. Все знают знаменитое произведение Ивана Мележа «Людзі на балоце», а также его продолжения – «Подых навальніцы» и «Завеі. Снежань». Однако в «Палескай хроніцы» должно было быть не три, а пять романов. Но Иван Мележ умер, не успев осуществить задуманное. Два ненаписанных романа даже имели названия – «За асакою бераг» и «Праўда вясны». В одном из набросков писателя после его смерти был найден фрагмент, где описывались Великая Отечественная война и Василь Дятел на ней, как он мечтает вернуться в родную деревню. А возвращаясь домой, видит, что она сожжена. Правда, это лишь черновик концовки книги. А каким бы он был на самом деле, никто не знает. Уникальный белорусский эпос, действие которого происходит на Полесье во время коллективизации, имел все шансы составить конкуренцию российскому «Тихому Дону».
Тёща как ангел-хранитель. «В том, что я не только живу, но и работаю, большая заслуга тёщи Клавдии Ивановны, нежели врачей», – признавался Иван Мележ. Двадцать пять лет строгого режима и строгой диеты – это требовало чрезвычайной силы воли от больного писателя. Теща готовила диетическую еду, заваривала лекарственные травы. Иван Павлович просыпался в четыре–пять часов утра. Как только скрипели двери в кабинете, тут же вскакивала Клавдия Ивановна, бесшумно шла на кухню, бесшумно готовила чай, бесшумно подавала писателю на его рабочий стол.
Знал Пикассо и Моцарта. Мележ отлично знал всемирную историю искусств. Привозил из поездок по Западной Европе альбомы художников Клода Моне, Эдгара Дега, Пабло Пикассо, Эдуарда Мане и других. Разбирался в классической музыке: восхищался Моцартом, Бахом, Бетховеном. Иногда пел сам – у него был мягкий, приятного тембра баритон. Исполнял русские романсы, особенно любил «Гори, гори, моя звезда…» Получалось очень проникновенно.
Вместе с «солнышком». Писатель часто слушал музыку. И в последние дни жизни, когда лежал в больнице, с ним было радио Sony. Мележ любил говорить родным, что ему не грустно, потому что с ним «солнышко». У него всегда было отличное чувство юмора.
Пророческие слова. «Никогда не забуду, – вспоминала позже дочь Ивана Мележа Людмила, – как мы с мамой вычитывали текст романа "Завеі. Снежань" для журнала и в заключении там следовало указание: "Працяг будзе" Папа зашёл в комнату, его взгляд упал на эти слова, и он в раздумьи сказал: "Хто ведае – будзе цi не будзе..." От этих слов у меня всё внутри сжалось».
Чуткое сердце подлинного народного писателя перестало биться, когда ему было всего 55 лет. «Палеская хроніка» осталась незавершённой…