Как с помощью слова, оружия и джиу-джитсу Николай Дворников боролся за объединение Беларуси

С заводской проходной «Гомсельмаше» 90 лет назад в большую жизнь вышел в простой рабочей кепочке невысокий синеглазый парень. Вышел, чтобы стать строителем новой жизни, вожаком комсомольского подполья Западной Белоруссии.

Товарищ Антек, Максим, Герасим, Роберт, Петя – у Николая Дворникова было множество псевдонимом подпольщика, но цель у него была одна – объединить разделённую согласно Рижскому мирному договору 1921 года на две части Советскую Беларусь.

Делай – или погибай

Родившись в 1907 году, Дворников вступил в комсомол в двадцать лет. В 1929 году был принят в Коммунистическую партию. Он мало жил – много сделал. Работал на ликвидации Горелого болота, где квакали лягушки, в центре Гомеля. Возводил мост через Сож, строил Дворец культуры железнодорожников и гигантский для того времени завод «Гомсельмаш». «В доме Дворниковых любили книги. Цветы и книги царили в нём, – вспоминает друг юных лет Коли Саша Губанов. – Николай не просто читал–примерял на себя судьбу героев. Вместе с ними радовался, страдал, воевал, побеждал и терпел поражения. “Человек – или раб? Всё– или ничего!” – восклицает Коля вместе с героем романа “Овод” об итальянском революционере. “Делай – или погибай”, –повторял его слова».

Решение отправиться на помощь своим соратникам в Западную Белоруссию утвердилось у Николая Дворникова на Десятом республиканском съезде комсомола, когда на трибуну взошёл представитель подполья Западной Белоруссии. Из президиума зазвучал, набирая силу, низкий глубокий голос:

– Дорогие братья по партии. Ваши товарищи, борющиеся в глубоком подполье за освобождение Западной Белоруссии от белопольских оккупантов шлют вам пламенный, революционный привет!

Человек «оттуда» рассказал о революционной борьбе, о замученных дефензивой (политической полицией Польши), о тысячах лучших парней и девушек, идущих им на смену. Зал слушал его затаив дыхание. С этой минуты Николай потерял покой. Он окончательно решил, что будет вместе с ними.

На запад идут поезда…

Поляки превратили белорусский край в свою внутреннюю колонию. Три миллиона жителей попали под власть соседа. Понимая, что хозяева они временные, поляки беспардонно грабили и раздавали своим холуям лучшие земли, всячески унижали национальное и человеческое достоинство народа. Промышленность Западной Белоруссии сокращалась из года в год. Была введена отданная на откуп итальянским капиталистам табачная монополия. Это привело к закрытию табачных фабрик в Бресте, Вильно и Гродно. Шведскому капиталу была отдана спичечная промышленность. Коробка спичек стоила столько же, сколько десяток яиц. Кожевенная промышленности были сведены на нет. Кожа, картофель, лён, лес вывозились на переработку в центральную Польшу. Результатом этой колониальной политики было резкое увеличение безработицы. Отражая настроение молодёжи, поэт Максим Танк писал: «На запад идут поезда – Лён, Жито, Сосна и береза... Гляжу я с тоскою всегда, как молодость нашу вывозят».

Издевательства принимали разнузданный характер. Кроме налогов правительство создало унизительную систему штрафов. Не покрашен забор – штраф, нет на телеге таблички с именем владельца – штраф. Из 514 белорусских школ, действовавших на этой территории до Рижского договора, к 1939-му не остается ни одной.

Уроки голодом и пытками

Но народ боролся. Организатором и вдохновителем этой неравной и мужественной борьбы была компартия. 28 июля 1933 года Брестский обком Коммунистической партии Западной Белоруссии (КПЗБ) совместно с комсомольской организацией собрал в лесу расширенное совещание, подготовкой которого руководил Максим (Николай Дворник). Было решено в ночь с 3 на 4 августа идти в имение братьев Молочевских. Эти разбойники месяцами не выплачивали батракам заработанные гроши.

В назначенное время колонны были организованы. Крестьяне обезоружили в Бельске осадника (польского колониста-переселенца, из бывших  военнослужащих) Кжешко, который ходил потом по их заданию по осадницким домам, и те без сопротивления сдавали ему огнестрельное оружие. Однако вскоре произошло непредвиденное: крестьяне встретили полицейского на велосипеде. Его надо было просто задержать. Но совсем недавно люди в мундирах нанесли столько обид. Крестьяне не выдержали и начали стрелять. Бросив велосипед и служебную сумку, полицейский скрылся. Чтобы оборвать связь с властями, восставшие срубили столбы телеграфной линии. Но получилось так, что полицейские сумели сообщить о происходящем в Кобрин и Брест. Страх у властей был так велик, что правительство послало туда не только мощный полицейский отряд, но и броневики. К 11 часам утра 4 августа выступление крестьян было разгромлено. Десятки участников восстания под Кобрином были схвачены, многие ушли в леса. Случайно избежал ареста и Максим.

Во время суда над участниками восстания прокурор сказал, что смертная казнь через повешение будет хорошим уроком для смутьянов из КПЗБ и всех недовольных.  А в написанной уже на второй день суда Николаем Дворниковым листовке говорилось: «Они, палачи и вешатели, нас учат. Они дают нам урок за уроком. Уроки голодом, уроки пытками, уроки безработицей, уроки тюрьмой и каторгой. Теперь они хотят дать нам урок смертью через повешение. Ещё не остыли трупы рабочих в Супрасле, а они хотят повесить Регину Каплан и с нею восемь наиболее мужественных борцов за свободу нашего народа. Все на защиту лучших людей нашего края! Только протест всех рабочих, крестьян и интеллигенции поможет нам вырвать из рук палачей наших лучших сынов и братьев».

Эти события многому научили Дворникова. Он познал страсть революционной борьбы, горечь потерь и поражений. Но это восстание показало также, что народ Западной Белоруссии готов к решающим боям.

Родители Николая Дворникова

Подпольное джиу-джитсу

– Знаете, что меня особенно подкупало в Николае Дворникове, который я знала по псевдониму Герасим? – вспоминала подпольщица Бася Кнубовец. – То, что он жил без страха. Даже его походка, широкая и спокойная, вразвалку, говорила об этом. По городу, где властвовали поляки, он шёл как хозяин и никогда не оглядывался. Я ему как-то это сказала, а он ответил: «Конечно, мы здесь настоящие хозяева. Они только временные».

 А подпольщица Рудницкая рассказывала:

– Он был добросердечен с товарищами и очень волновался, когда надо было сказать другу неприятное. Антек (Николай Дворник) это делал. После занятий он прививал нам основы физической культуры. Небольшой, но достаточно сильный, он владел красотой движений, Помню, как показывал нам борьбу «джиу-джитсу» – приёмы защиты от нападения вооруженного человека. Бывали случаи, что мы над этим посмеивались, а он говорил: «Ладно, улыбайтесь. Только осваивайте. В будущем пригодится». Мы знаем, что ему это пригодилось.

Как пригодились и занятия с гирей, о которых вспоминал друг детства Александр Губанов:

– Как-то мы были в цирке на гастролях Ивана Поддубного. Коля смотрел внимательно. А когда шли домой, сказал мне: «Узнай, где можно достать двухпудовую гирю»

– Что, завидуешь славе Поддубного?– спросил я.

– В жизни, Саша, есть более высокие цели,– ответил он.– Прошло некоторое время, и Коля стал выжимать двухпудовик одной рукой. Нужно ему это было, разумеется, не для выступлений в цирке.

Оборотень «Дёмка»

Спортивная подготовка пригодилась Николаю в подпольной работе. Как-то на крестьянском собрании Максим заметил, что через толпу с карабином в руке к нему пробирается полицейский. Блестящий козырек с белым орлом раскачивался из стороны в сторону, приближаясь к Николаю. Бежать некуда – за спиной стена. Все смолкли, слышно было только дыхание перепуганных крестьян. «Я был поглощён только одним вопросом, – говорил впоследствии Максим, – есть полицейские на улице или этот непрошеный гость явился один?» «Прошу пана»,– сказал полицейский. Но «пан» не стал ждать. Ребром ладони он рубанул полицейского по шее. Тот упал. Николай выхватил из его рук карабин, вынул и выбросил затвор. Мимо оцепеневших от неожиданности крестьян он свободно прошёл к выходу.

Польская полиция не унимается. Она вербовала и засылала в революционные организации своих агентов. Одним из злейших провокаторов стал пробравшийся инструктором подпольного ЦК комсомола Западной Белоруссии «Дёмка» – Яков Стрельчук. Ловкий и хитрый оборотень умело маскируется под идейного комсомольца-революционера, становится секретарем райкома, а затем и окружкома комсомола. Ему известны многие па роли и явки. Он знает в лицо сотни комсомольцев и коммунистов... Когда Стрельчука заподозрили в измене, его отстранили от работы и предложили поехать на учебу. Он понял, что это провал, и ушел в дефензиву. Сбросив маску, вместе с польской полицией подлый провокатор разъезжает по городам Западной Белоруссии и Виленщины. Участвовал в арестах подпольщиков, хватал знакомых коммунистов прямо на улице.

Методы его работы были настолько коварны, что удивлялась даже полиция. Приезжает, например, Стрельчук с полицейскими в крестьянский дом и говорит: «Арестуйте хозяина, Это секретарь местной партийной ячейки. Я проводил здесь собрание». Хозяин дома начинал всё отрицать. Тогда Стрельчук подходит к стене, снимает икону и громко читал на обратной стороне: «Такого-то числа я проводил здесь партийное собрание». И подпись: «Стрельчук». Хозяина тут же избивали. Требовали, чтобы он назвал имена людей, которых провокатор не успел запомнить.

Организованные на Стрельчука в Белостоке и Новогрудке покушения были неудачными. Они привели к тому, что провокатор перестал появляться на улицах города даже под охраной. Жил он в здании дефензивы и показывался людям на глаза только в суде, да и то под усиленной охраной.

Сестра Дворникова Екатерина

Смелое покушение

Секретариат ЦК партии в 1936 году принял решение ликвидировать провокатора в здании суда. Герасиму лично, не втягивая в это дело никого из членов и аппарата ЦК комсомола, было поручено подобрать исполнителей и обеспечить акцию технически (пропуска, одежда, транспорт). Герасим остановил свой выбор на будущем государственном деятеле БССР Сергее Притыцком.

Рано утром 27 января Притыцкий вошёл в зал заседания суда. Он сел в седьмом ряду на крайнее место у прохода. Долго тянулись часы. Он терпеливо ждал. Среди подсудимых, которые знали Притыцкого, началось движение. Они стали переговариваться. Некоторые бросали на него острые, вопрошающие, а кое-кто и откровенно недоверчивые взгляды. Подсудимые знали, что против них должен выступать Стрельчук. А зачем тогда здесь Сергей? Неужели и он предатель?

Председатель суда потребовал: «Пригласите свидетеля Якова Стрельчука!» Из прокурорского кабинета тихой, лисьей походкой вышел Стрельчук. Говорил он вначале робко, приглушённо. В зале воцарилась тишина. Когда провокатор повысил голос и патетически, указывая пальцем на подсудимых, воскликнул: «Вот они, агенты большевизма!» –Притыцкий поднялся со своего места и пошёл вперед. Сидевшие сзади видели, что шел он вначале медленно. Потом, быстро приблизился к провокатору и, выхватив сразу два пистолета, стал стрелять. В зале поднялась суматоха. Послышались визгливые крики. Прокурор полез под стол. Некоторые дамы потеряли сознание. Как червяк, извивался под ногами Притыцкого Стрельчук. Публика кинулась к выходу. Сергей рванулся к двери, но она была заперта. Ударом плеча он взломал её. Под дулами его пистолетов шпики стояли у стен и молили: «Пан, даруй жизнь». Он мог их всех перестрелять, но этого не сделал. Пятясь назад, уходил. Но стоило ему лишь на мгновение повернуться к ним спиной, как они, только что молившие о пощаде, открыли по нему стрельбу. Сергей упал.

На следующий же день, когда стало известно, что Притыцкий жив, партийные организации и комсомол‚ начали борьбу за его спасение. И польскому правительству пришлось сдаться. Смертная казнь Сергею Притыцкому была заменена вечной тюрьмой, из которой он всё-таки сбежал.

При попытке быть задержанным ранил одного из полицейских и Николай Дворников. После этого, подвергшись преследованию, он направился на Гражданскую войну в Испанию сражаться против профашистского генерала Франсиско Франко. Но ему не суждено было вернуться в родной Гомель. Николай Дворников героически погиб в бою 16 февраля 1938 года.