Весна и радиация: репортаж из зоны отселения
В кабинете у первого заместителя начальника Администрации зон отчуждения и отселения висит карта загрязнённых радиацией территорий. Добрушский район, в который мы направляемся, окрашен разными оттенками оранжевого в зависимости от уровня радиации. Впереди – деревни-призраки, жизнь в которых остановилась более 20 лет назад…
Захороненная память
Провожая в командировку, мои коллеги говорили: «Там же радиация! Ты не боишься?».
– Ну, это они преувеличивают, – улыбается первый замначальника Администрации зон отчуждения и отселения Александр Першко. – Уровень радиации в местах, в которые мы поедем, от 15 до 40 кюри на квадратный километр. Разовое посещение этих территорий не несёт особого вреда здоровью. Гораздо опаснее употреблять продукты, выращенные или собранные на загрязнённых землях. Поэтому покупать дары природы в сезон заготовки продуктов у непроверенных продавцов опасно.
Перед тем как отправиться в путь, пришлось получить пропуск на посещение зоны. Без специального разрешения, которое выдают в Администрации зон отчуждения и отселения, на КПП вас просто развернут назад, а сторожевая собака лишь неодобрительно посмотрит вслед.
Наш маршрут пролегает по деревням Берёзки, Демьянки, Морозовка, Вылево. Хотя указательных дорожных знаков здесь давно нет. Да и от деревень остались лишь одиноко стоящие дома, утопающие в кустарниках. С годами улицы-призраки редеют.
– В госпрограмме по преодолению катастрофы на ЧАЭС есть раздел «Захоронение объектов». Ежегодно составляется график, и по мере поступления денег, а это достаточно дорогостоящее мероприятие, постройки сравнивают с землёй. Вырывается котлован, и следы былой жизни закапываются глубоко в землю. Конечно, в первые годы после отселения, и скрывать здесь нечего, эти дома представляли определённый интерес для мародёров. Но сейчас этого нет, – говорит Александр Першко.
Подходить близко к домам попутчик не советует: теперь на этих землях главенствуют дикие животные, а былые подворья скрывают в себе разные загадки в виде погребов, колодцев, заросших кустарником или травой. Да и искать признаки остановившегося времени, как в 30-километровой зоне отселения, в этих жилищах бесполезно. Деревни отселялись спустя несколько лет после катастрофы на ЧАЭС, поэтому жители основательно подготовились, прихватив всё своё с собой.
Нетронутым осталось лишь то, что в хозяйстве не особо пригодилось бы. Например, покоробленные дождём портреты советских пионеров в одной из местных школ. А может, потому что висят высоко под потолком.
На фоне серых домов, проплывающих за окном автомобиля, яркими пятнами выделяются ухоженные памятники воинам, освобождавшим эти земли в годы войны. Сохранение этой памяти – хорошая инициатива Администрации зон отчуждения и отселения.
Стойкий Стась
Деревня Берёзки. На сигнал автомобиля, который остановился рядом с одним из домов, из калитки вышел мужчина средних лет.
– Журналист? Вчера тоже приезжали с телевидения, хотели про отца фильм снять. Не успели вы: дедушку три дня назад похоронили.
Михаил, извинившись, что не «при параде» – картошку готовит к посадке, говорит, что 26 апреля 1986 года помнит как сейчас:
– Погода тогда была хорошая. Ветер – южный, прямо с той стороны, а от нас до Чернобыля 140 километров. В тот день я пошёл на рыбалку и хорошо помню, куда ветром поплавки гнало. Через несколько дней я стал чихать, началась жуткая аллергия на пыль. А потом известили, что «бахнул» реактор.
Но деревню отселили не сразу. До 1989 года здесь ещё держали коров.
– Берёзки раньше ого-го были! – говорит Миша. – Вы ж посмотрите, какие здесь хаты!
Они в деревне и в самом деле впечатляют: из красного кирпича, с полукруглыми окнами, в каждом из них – ставни с неповторимым резным рисунком.
Дом нашего собеседника – первый кирпичный в Берёзках – строил ещё до революции прадед Никита. Каждый кирпичик лепил и обжигал вручную, полы бережно выстилал берестой. Потом за жилище взялся Мишин отец, Станислав Михайлович. На все руки мастер – всё в доме, от табуретки до печки, сделал сам. Сирота, он пережил войну, голодные годы, поэтому, когда трагедия вынуждала покинуть родной дом, дед категорически заявил: «Не поеду»! О денежной компенсации старожил даже слышать не хотел.
– Батька говорил: «Миша, ты знаешь, как мне досталась эта хата? Куда я поеду? На чужбине меня никто не ждёт», – вспоминает отцовские слова Михаил. И остался.
Ещё при жизни Станислав Михайлович встретил земляка, которого отселили. Обняв его, переселенец со слезами на глазах сказал:
– Стась, если бы разрешили вернуться в Берёзки, я бы на коленях пополз.
Дед Стась до последних часов жизни переживал о том, что не успевает земельку засадить. Марию Ивановну, вдову, мы тревожить не стали. Не особо любят здесь заезжих, которые нарушают покой и задают похожие вопросы. Да и зачем объяснять, почему тогда остались...
На прощание Михаил угостил баночкой мёда, который носят свойские пчёлы. В хозяйстве у него 10 пчелиных семей.
А мы, пропустив полоску гусей, вальяжно переходящих дорогу, двинулись дальше.
Не для туристов
Дальнейший путь лежал через Демьянки. Этот населённый пункт переведён с территории зоны первоочередного и последующего отселения в территорию с правом на отселение. Но на тот момент, когда было подписано соответствующее постановление Совета Министров, в деревне уже никто не проживал. Остался лишь один житель.
Жемчужина Демьянок – усадьба Н. Н. Герарда, который владел этими землями до революции. Рядом с усадьбой редких посетителей встречают грустно-серые корпуса бывшего интерната для трудных подростков. К слову, посещение памятника архитектуры возможно только с согласования с Добрушским райисполкомом.
Это живописное место теперь называют змеиным логовом. Кроме ползучих гадов в нём живут шершни, квартирующие в одном из вековых деревьев, да клещи. Былое величие усадьбы угадывается лишь в полуразрушенном мостике, который ведёт к главному входу в здание, сделанным из красного кирпича фасадам и пустому постаменту, на котором когда-то стоял памятник Ленину. Больше смотреть здесь нечего.
Внутри здания сохранились элементы кованой винтовой лестницы, таинственные погреба и коридоры. Но это мы узнали лишь по рассказам, потому что все возможные входы-выходы недавно замуровали, чтобы не волновать любопытство разного рода путешественников.
О чём говорит тишина
А за их присутствием в загрязнённой радиацией зоне следят. Территории охраняются специальным подразделением милиции и специалистами Администрации зон отчуждения и отселения. Разработаны маршруты ежедневного патрулирования.
Мы остановились на пересечении дорог, одна из которых ведёт к границе с Россией. На этом хорошо прослушиваемом месте участники рейдов всегда глушат моторы и ловят звуки. Эту территорию, говорят они, слушать надо.
– Ситуация у нас спокойная, – выходя из служебной машины, говорит командир спецподразделения милиции, осуществляющей охранно-режимные мероприятия, Александр Бронов. – Летом, конечно, по старой памяти заходят сюда грибники. Иногда попадаются и чёрные копатели, которые приезжают из России или из Ветковского района. Но мы их по следам вычисляем. Следим также, чтобы пожар с российской стороны не перебрасывался к нам.
Один из самых ярких случаев за последнее время – погоня за ветковчанином, который пытался вывезти около 60 килограммов рыбы, выловленной в озере Ревучее. Далеко рыбак не убежал, а за улов поплатился своим довольно дорогим внедорожником, штрафом и двумя годами условно.
Во власти природы
Пока мы разговариваем, в небе непрекращающимся потоком летят клиньями журавли.
– На Ревучее летят, – подняв голову вверх, говорит Александр Бронов. – Там их сейчас столько, всё черным-черно, воды не видно!
Вообще, жизнь здесь и без людей продолжает пульсировать по всем законам природы, находящейся во власти весны. Поют птицы, набирают силы почки на деревьях, у покошенных домов распустились одинокие кустики нарциссов, а в Демьянках скоро зацветёт огромный яблоневый сад.
– Только этого, к сожалению, никто не увидит, – говорит Александр Першко. – А яблоки здесь знаете, какие вкусные?
– Как вы думаете, есть ли вероятность того, что когда-нибудь на этих землях вновь начнётся настоящая жизнь? – интересуюсь у него.
– Как видите, некоторые земли уже вводят в сельхозоборот, – показывает Александр Першко на трактора, обрабатывающие пашню. – С годами плотность загрязнения уменьшается, поэтому на этих территориях проводится мониторинг, делаются замеры, и часть земель реабилитируется. Если изначально загрязнённая площадь была 30 тысяч гектаров, то сейчас – 24 тысячи. Вернутся в эти дома? Во-первых, они уже мёртвые. Не думаю, что найдётся тот, кто захочет их восстанавливать. Во-вторых, там, где раньше были сельскохозяйственные земли, растёт лес.
…Совсем скоро, на Радуницу, эти места традиционно оживут. Оживут лишь на несколько часов, когда кладбища заполнятся бывшими земляками. Некоторые из них смогут заглянуть в забитые окна своих домов, некоторые просто постоят на поросшем бурьяном пятачке, на котором раньше кипела жизнь.
Автор фото: автора