Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад

В полный рост по минному полю

Ночью под Витебском началась канонада: наши орудия били по немцам два часа без передышки. Григорий Ильин не понимал, в чём дело, ведь никто приказ о наступлении не зачитывал. Потом внезапно гул прекратился, стало тихо.

– По-пластунски! Вперёд! – пролетел над окопами приказ комбата. Два пулемётных расчёта из взводов Ильина и Лёши «Курского» двигались в одном направлении, прикрывая по очереди друг друга огнём во время перебежек. В первой траншее изредка попадались немецкие трупы, так как всё было перепахано взрывами. А немцы не дураки, свою первую линию заранее пристреляли и, как только бойцы заняли окопы, накрыли красноармейцев артиллерией. Пришлось отойти. В сумерках взвод Ильина развернули на юг, в обход Витебска. Шли две ночи. 

На третьи сутки, пройдя примерно около 150 километров, солдаты вышли к какой-то деревушке, в которой уже разместился штаб дивизии. Заняли передовую. Впереди было заминированное поле. Как только наши сапёры туда сунулись, немцы открыли шквальный огонь. Назад никто не вернулся. Тогда привели штрафбат, выстроили в цепь и погнали во весь рост в атаку через заминированное поле. По нашей траншее сразу пронеслось: мол, разведка боем. И тут на глазах Ильина произошла трагедия. Штрафники один за другим рвались на минах, да ещё немцы всё поле накрыли шквальным артиллерийским и минометным огнём. Григорий с комом в горле, не в силах вымолвить и слова, смотрел, как погибает штрафбат. В этот тяжёлый момент комбат прокричал: «Это враги народа! Они искупают свою вину кровью!» Но Ильин, сам недавно вырвавшийся из штрафбата, знал, что на поле гибли настоящие герои.

Сапёры поползли вперёд. Пулемётчики Ильина и «Курского», меняя друг друга, продолжили вести непрерывный огонь. В ответ гитлеровцы ударили из миномётов. Третья мина попала прямо по позиции Григория. Его засыпало землёй... Когда же лейтенант очнулся и выкарабкался, то на месте пулемёта увидел только воронку. Первого номера нет, а там, где был второй номер, – только рука из земли торчала. Послышались стоны. Ильин стал копать. В слое песка показалась голова его бойца, у которого изо рта и ушей шла кровь. Затем Ильин вытащил из-под обвалившейся стенки окопа второго красноармейца. Вместе с ним Григорий поволок контуженного пулемётчика к лесу. Здесь их и увидел капитан Медведев: «Где части пулемёта!? Как мы докажем, что пулемёт разбит, а не брошен?! Как составим документ?!» Ночью Ильину пришлось ползти обратно на разбитую минами огневую, где он еле нашёл в земле «замок» от пулемёта, вернулся, и офицер составил акт на списание максима.

Огонь! 
И ещё раз: огонь! 

Под Витебском местность поросла лебедой и пыреем, была изрезана серыми гривами окопов и ходов сообщений. Перед траншеей Ильина стоял с открытым люком ржавый, закопчённый танк Т-34. Дальше горбатились холмы, в которых окопались фашисты. Бойцы Григория сидели в окопчике довольные тем, что только что выполнили задание командира батальона Чудинова – уничтожили крупнокалиберный пулемёт противника. 

– Товарищ лейтенант, чуть не забыл, – спохватился молодой солдат Ваня Трубицин и, улыбнувшись, добавил: – Вам же конверт пришёл. Когда я был в тылу на излечении, то майор попросил вам передать. Держите, – протянул он. 

Пытаясь сдержать неожиданную для себя лёгкую дрожь в руке, Григорий взял конверт. Лейтенанту показалось, что его учащённо забившееся сердце могли услышать даже ребята в траншее. Да что ребята, немцы, которые залегли в нескольких сотнях метров!  Услышать и открыть огонь. Стесняясь нахлынувшего волнения, он отошёл в дальний угол окопа и сел, заслонив коленями ладони. Аккуратно разорвав бумагу, вытащил фотокарточку и письмо. Он не сразу узнал девушку и сначала испугался, что ему по ошибке пришло чьё-то другое, не его письмо. Письмо, которое он так долго, с потаённой надеждой ждал. Он просто не мог поверить, что в этом мрачном мире в его душу может проникнуть что-то светлое. «Тебя я привык видеть во всём цвете, а тут чёрно-белое фото. Вот поэтому не сразу и узнал», –радостно догадался Гриша. И глаза девушки не обманули его. «Хотя я далеко от тебя, но сердцем и душой всегда с тобой. Взгляни, когда будет грустно. Надя Краснова. Июнь 1944 г.» – было написано на обратной стороне фотографии.  

В этот момент на вражеской стороне что-то утробно и страшно взвизгнуло. Ильин только и успел сунуть письмо в нагрудный карман. Словно из поднебесья на бойцов обрушился пронзительный визг мин. Стало темно, как будто на землю опять вернулась ночь. Тело болезненно заныло от неослабного напряжения и каждого близкого взрыва. «Вот этот, нет – вот этот убьёт меня! И прощай, Надя!» – дурные мысли сами собой лезли в голову Ильину. А вверху всё выло, скулило, рыдало. Земля перемешалась с небом, и, казалось, мир вокруг попал во власть безвольного оцепенения.

Но вот немцы перенесли огонь дальше. «Выжили! Уцелели!» – вспыхнула у Гриши слабенькая, готовая вот-вот погаснуть радость. Отплёвываясь и моргая, он выгребся из-под земли – потный, страшный, серый от пыли. Вдруг с диким испугом Ванька Трубицин закричал: «Командир! Танки! Танки! Гляди!» Смысл этой тревожной вести будто кинжалом пронзил сознание. По склону холма на окоп Ильина с грохотом быстро катился косяк рыжевато-серых немецких машин. Пригнувшись, через взрытую минами площадку бойцы бросились к пушке, которая стояла в укрытии. 

– А ну поворачивай! Станину поворачивай, Ваня! Такую твою… – закричал Ильин. На помощь подоспел сержант Фомин. Его молодое, ещё ни разу не бритое лицо было в поту и грязи. 

– Огонь! Огонь! Не медли! Огонь! – закричал Ильин, и его голос растворился в звуке выстрела. – Не берёт! Бей по гусеницам! 

– Не берёт, товарищ лейтенант! – вытирая пот пилоткой, выпалил Фомин. – Видимо фашисты пустили тяжёлые танки. Может, это «тигры»?

Вслед за танками пошли немцы. Наши пехотинцы отходили. Недалеко от огневой Ильина, низко пригибаясь к земле, обессиленно брёл сержант с потным, красным лицом. Одной рукой он тащил пулемёт, другая, будто палка, свисала до самой земли. «Стой! Стой! – закричал Ильин – Куда удираешь, сволочь! Расстреляю! Стой!» Сержант крикнул что-то в ответ и показал в сторону дороги. Ильин присел от неожиданности и ругнулся в пустоту. «Станины влево!» – скомандовал он. Немецкие танки прорвались и неслись в наш тыл. Ребята притихли, прижались к земле. Это плохо! «Держись, как-нибудь держись, – приказал себе Ильин, – У тебя нет права бояться». Из их пушки громыхнуло.

– Ага! Наконец! – злорадно крикнул Григорий.  – Один есть! 

Рядом с подбитым остановился ещё один танк. Чуть помедлив, машина  повернула в сторону позиции Ильина. «Теперь достанется», – мелькнуло в сознании лейтенанта. И тут же прогремел выстрел из дула вражеской машины. Лёгкие Ильина наполнились пороховой горечью и пыльным удушьем. Но чувство реальности обострилось, мысль работала быстро и чётко. 

– Огонь! – басовито заревел Ильин. В окопе застрочил пулемёт – это сержант с перебитой рукой открыл стрельбу по немецкой пехоте. Но почему смолк Коля Фомин? Привалился спиной к станине и молчит. На коленях Ильин бросился к нему и схватил сержанта за плечо. Струя тёплой крови откуда-то из горла брызнула лейтенанту прямо в лицо. Григорий нащупал и зажал под расстёгнутым воротником Фомина небольшую ранку. 

– Сержант! – услышал Ильин истошный крик Вани Трубицина. – Хлопцы! Сержанта убило.        

Этот крик потряс бойцов, которые за месяцы боёв сдружились с Фоминым. Несколько секунд солдаты лежали на земле, всем телом ощущая её непрерывную дрожь. Ильин в оцепенении ждал: сейчас всё будет кончено. И тогда, отвернувшись от прицела, к Трубицину обернулся наводчик Кадыров: «Заряжай, собака! Заряжай!» Ильин, оторвавшись от сержанта, сам схватил снаряд и окровавленными руками загнал его в ствол. Танк был в пятидесяти метрах, не более. Грохнул выстрел. Сквозь пыль Ильин успел заметить, как машина однобоко дёрнулась вперёд. Будто споткнувшись, с разгона клюнула стволом в землю и замерла. Подбили! Но орудие танка вдруг ожило. Скрипнула, описывая полукруг, башня, и огромный ствол направился в сторону красноармейцев. Кадыров, не целясь, крутил маховик наводки, и коротенький, накалённый стволик с самоотверженной готовностью спешил навстречу. «Быстрей! Быстрей!» – бился в груди Ильина отчаянный крик. Он схватил дрожащими руками снаряд. Сразу же лязгнул клин затвора. 

Наш выстрел и взрыв вражеского снаряда прогремели одновременно. Огромная глыба со стены окопа обрушилась на плечи Ильина. Что-то колючее градом обдало затылок. На несколько секунд лейтенант оглох и, полузакопанный, будто омертвел. Вдруг всё умолкло. На мгновение стало неестественно тихо. Куда-то пропали звуки от взрывов мин, и, будто во сне, издалека доносился гул танков. По-прежнему мелко дрожала земля. «Пропало всё! Навсегда! Безвозвратно!» – только и успел подумать Григорий.  

Всё! Ушли, не прорвались!

Очнувшись, Ильин услышал чей-то стон. Кадыров! Жив! Боец прижимал к груди свою руку.  На ней вместо пальцев висело месиво кровавой грязи. Замотав ладонь подолом гимнастёрки, солдат раздражённо крикнул Григорию: «Товарищ лейтенант! Огонь! Огонь! Танки прорываются!» Ильин вогнал в ствол бронебойный снаряд и схватился за механизм наводки. Тугой резиновый наглазник ударил Ильину в бровь. Григорий бросился за следующим снарядом. Мельком кинув взгляд на подбитый танк, он увидел, как открылся его люк на башне. Из него высунулась рука в чёрной перчатке. Она слепо пошарила по броне, стараясь уцепиться за крышку люка. И тут из окопа раздалась короткая очередь – это сержант открыл огонь из пулемёта. Больше из танка никто не появлялся. Кадыров же сидел обессиленный, крепко сжав руку. Лицо его было чёрным, глаза запали. 

Ильин с трудом успевал хватать снаряды. Пот ядовитой солью слепил глаза, капал с кончика носа на руки – утереться было некогда. Трудно сказать, сколько это длилось. Но вот дослав очередной снаряд и схватив механизм наводки, Ильин лихорадочно оглядел поле. Танков нет! Они скрылись в высоких зарослях ивняка за развалинами подворий неизвестной белорусской деревушки.

– Всё! – выдохнул Ильин и опустил руки. – Всё! Ушли, не прорвались! 

Он сел меж станин, привалившись к казённику. От пушки пахнуло жаром, но у лейтенанта не было сил отстраниться от раскалённого металла. Он сидел оглохший, в ушах гудело. Перед глазами расплывались жёлтые, оранжевые, чёрные круги. Солнце безжалостно палило с пропыленного, затянутого дымом неба. Поле опустело, и только кое-где в траве виднелись бугорки трупов. И тут мощный внезапный взрыв сотряс землю. Над стоящим рядом танком, выбросив в стороны клочья дымного пламени, подскочила башня. Огонь с остервенением начал пожирать резину катков, краску и залитую топливом землю. А в воздухе закружились и стали оседать тлеющие хлопья ветоши. Ильин, будто опомнившись, прикоснулся к карману на груди. «Здесь… Со мной… Не пропало письмо», – проговорил про себя лейтенант и вытащил фотокарточку, чтобы ещё раз прочитать те самые, запавшие в душу слова: «…сердцем и душой всегда с тобой… Взгляни, когда будет грустно».

Дивизия, в которой находился Ильин, 26 июня с ходу взяла Витебск. А недалеко от города была окружена значительная группировка немецких войск. 

Горький хлеб передовой

Летом 1944 года было немного солнечных дней. Постоянно моросил дождь. Под ногами чавкала грязь. Одежда всё время намокала. Но бойцы упорно шли вперёд, подчас не зная, где враг. Отступая, фашисты старались не оставлять целыми дома. Крыши хат в деревнях были сплошь соломенными. Гитлеровцы жгли их факелами и зажигательными пулями, стреляя из пулемётов. Жутко было смотреть, как горит эта прекрасная земля, оставляя смрад и пепелища.

К концу июня взвод Ильина дошёл с боями до Могилёва. Бойцы укрылись в небольшой траншее. И вдруг к ним в окоп запрыгнула светловолосая девушка. Это было что-то невообразимое. Вокруг продолжалась война, и увидеть на передовой женщину было большой редкостью. Она же не побоялась и принесла с собой четыре буханки хлеба, которые предложила солдатам.  «Ну как же, давай!» – заулыбались бойцы, отламывая куски и благодаря девушку, которая, не побоявшись пуль, решила таким образом поблагодарить освободителей. 

Начало светать, комбат вышел из землянки и крикнул: «Что, бойцы, так и будем сидеть по окопам?! Ну-ка встали и пошли вперёд!» Ильин по­пытался его отговорить: мол, у нас в оружии недостача, патронов нет, да и мало бойцов, что мы можем сделать? Но командир не стал слушать, а только повторил приказ: «Пошли вперёд!» С криком «Ура!» красноармейцы бросились в атаку на вражеские траншеи. Пробежав метров сто, бойцы залегли у развалин домов. Здесь Ильин заметил раненого: 

– Рука у тебя?  

– Нет, брат, ещё и живот, – и солдат расстегнул телогрейку. Ильин стал перевязывать, но из-под бинтов продолжали выпадать внутренности. Нужно было быстро соображать, что делать. И тогда лейтенант спросил: «А полотенце у тебя имеется?» 

– Ну, спасибо, браток, а до медсанбата я и сам дойду, – сказал раненый, и Григорий только подивился тому, насколько терпеливы наши солдаты. 

Взяв очередную высотку, взвод Ильина расположился на временном привале. Рядом метрах в 50, отдыхали штрафники. 

– Ребята, белорусский хлеб ещё остался? – поинтересовался Ильин.

– Две буханки, товарищ лейтенант, – услышал он в ответ.

– Как на счёт поделиться им со штрафниками? – вспомнив о своём недавнем нелёгком прошлом в штрафбате, предложил Ильин. Солдаты согласились. И Ильин, завернув в портянку хлеб, побежал к соседним траншеям.

– Здорово, бойцы! Вот, хлеб вам принёс, угощайтесь, – протянул буханки Григорий.

– Не хотим мы кушать, потом от ранений в живот поумираем все! – недоверчиво отозвался смуглолицый, с выгоревшими на солнце волосами парень.

– Ребята! Подкрепитесь, пока есть возможность. Авось пронесёт, – и штрафники пустили по окопам буханки, отламывая от них куски.  

Но начался бой, и  случилось страшное. Напротив стояла немецкая штрафная часть. И фашисты двинулись в атаку на наших штрафников. Это было жутко! Солдаты зубами рвали друг друга, били лопатами. Ильину особенно врезался в память эпизод, когда санитарочка, совсем ещё девочка, подбежала к сцепившимся солдатам, вся забрызганная кровью, схватила нашего штрафника с перебитой рукой и постаралась оттащить от немца. Тот пытался ударить нашего парня, а девушка в ответ что есть силы саданула фашиста попавшимся под руку камнем. А потом вытащила с поля боя раненого...

Могилёв был освобождён 28 июня 1944 года ценой тысяч жизней советских солдат. Точная цифра погибших до сих пор неизвестна.  И лишь 1345 памятников, обелисков, монументов на территории Могилёвской области свидетельствуют об огромном количестве воинов, павших в боях за эту землю. 

Часть 1 -  Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад

Часть 2 -  Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад

Часть 3 -  Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад

Часть 4 - Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад