Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад | Новости Гомеля
Выключить режим для слабовидящих
Настройки шрифта
По умолчаниюArialTimes New Roman
Межбуквенное расстояние
По умолчаниюБольшоеОгромное
Дмитрий Чернявский Дмитрий Чернявский Автор текста
12:30 04 Апреля 2019 Общество

Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад

Под звуки вальса

На митинге по случаю освобождения Гомеля Григорий Ильин встретил медсестру Надежду Краснову. Вместе они радовались тому, что наши войска прогнали немцев. Вдалеке зазвучала гармошка, и молодые люди направились на звуки музыки. «Все мы любим душечку "катюшу", Любо слушать, как она поёт, Из врага вытряхивает душу, А друзьям отвагу придаёт!» – переиначив слова, пел один из солдат. А потом его пальцы стали выводить мелодию вальса. 

– Ох, как я люблю танцевать! – Надя не выдержала и потянула Гришу за руку.

– А я так и не научился, – засмущался лейтенант. 

Тут к девушке подошёл боец в сдвинутой набок пилотке:

– Сестрёнка, пойдём крутанём? 

– Извини, я уже пообещала, – Надя взяла под руку Григория.

– Знакомый? – спросил Ильин, стараясь подавить тревожное чувство, всколыхнувшее его сердце. 

– Да это Пашка Рыжов. Земляк, – улыбнулась в ответ Надя и чуть сильнее сжала его ладонь. – Сержантом  при штабе служит, помкомвзводом охраны. Когда недавно узнал, что я из Гомеля, стал называть меня сестрёнкой.


В память о героическом подвиге советских солдат, которые освобождали Городокские земли, установлено 129 памятников и мемориальных знаков. 89 из них – это воинские могилы, где захоронено более 31,3 тысячи красноармейцев. Благодаря их мужеству в ходе Городокской наступательной операции было освобождено 1220 населённых пунктов, уничтожено свыше 65 000 солдат и офицеров врага. 



Григорий решил проводить Надю до госпиталя, где она работала. Шли вдоль разрушенной улицы. 

– Там у нас стояла школа, а это парк, который до войны был ну просто прекрасен! Мы здесь встречали рассвет после выпускного вечера, – рассказывала девушка.  

– Надя, – прервал её воспоминания лейтенант, – завтра нас перебрасывают на новое направление. Давай обменяемся адресами. Может, кончится война, живы останемся, встретимся? – Ильин достал из полевой сумки блокнот. Надя вывела красивым почерком название улицы. 

– Это адрес бабушки в Брянске, – пояснила она.  – Наш дом в Гомеле разрушен. Мама в эвакуации, отец на фронте. Так что это пока единственное место, куда я, может быть, вернусь. 

Парень написал свой адрес на другом листке, вырвал его и протянул Наде. 

– Так ты минчанин? 

– Стану им снова, когда выбьем оттуда врага, – вырвалось у Григория. Он взглянул в голубые глаза девушки, которая стояла совсем близко. 

– Дальше не провожай. Хирург увидит, будет ругать. А он у нас знаешь какой строгий? Не любит, когда военные пристают к медсёстрам.

– А я и не пристаю, – и тут Гриша неожиданно для самого себя подался вперёд, привлёк к себе девушку и поцеловал.
Какое-то время они стояли молча.

–  Я обязательно тебе напишу, – произнёс он и, расставаясь, спохватился, потянулся рукой в полевую сумку. – Чуть не забыл. Возьми. Трофейный шоколад. Ребята поделились. 


По дороге смерти

Стояла продолжительная оттепель. Высокая облачность затрудняла активные действия нашей авиации. Мокрый снег, падая на землю, тут же таял. Дороги развезло.

До начала Городокской наступательной операции недалеко от Витебска   оставалось четыре часа. Чтобы навести переправу через реку Дубровка, лейтенант Ильин тёмной ночью в густом тумане под носом у противника, проваливаясь в топкую жижу, бродил по болоту и прощупывал грунт ногами и жердью. Удалось отыскать места для трёх подходящих проходов и показать их командирам взводов прибывшей стрелковой роты.

В девять часов 13 декабря началась артподготовка. Это был сигнал для наведения переправы. Оба берега реки были заминированы, да ещё и заболочены метров на сто, предстояло строить гати. Но как только сапёры подошли к реке, со скрытых огневых позиций в сосновом лесу немцы открыли прицельный огонь из пушек и пулемётов. Построившие настил солдаты, а их было около 400 человек, словно муравьи, цепочкой проворно носили брёвна, исправляя повреждения. Те из них, кто попадал под разрывы снарядов и мин, падали на бревенчатую дорогу. На обратном пути уцелевшие солдаты спешно убирали погибших, а раненых несли на сборный пункт, передавая санитарам. Потом молча снова подходили к штабелю, брали бревно и быстро несли его по дороге смерти. Мост под танки усилиями двух батальонов удалось навести только к концу дня. В этой тяжелейшей обстановке сапёры потеряли 120 человек убитыми и ранеными.


Григорию Ильину предстояло брать Городок вместе с ротой автоматчиков, которую возглавил командир Пётр Чиков. Прорываясь вперёд, Ильин вместе с ещё одним автоматчиком залетел на ходу в маленькую, на двоих человек, ячейку. Бойцы стреляли, пока не опустели диски автоматов. Они присели и начали менять диски на снаряженные, которые висели на ремне: в подсумке у каждого было по два магазина. И в это время над ними разорвался снаряд, который задел верхушку толстой сосны. И будто неведомая сила взяла и вдавила в землю Григория, сидевшего на корточках на дне ячейки. От сильной взрывной волны лейтенант потерял сознание.
А бойцу, который был рядом с Ильиным, осколок размером с кулак вошёл в голову, прошёл через всё его тело и снизу вышел в землю. Кровь залила ячейку почти на четверть. Вокруг лежало ещё с десяток раненых. 


Очнулся Григорий уже на поляне у медсанбата. 

– Ну наконец-то пришёл в себя, – обрадовался командир автоматчиков Пётр Чиков. – Мы, когда тебя из кровавой ячейки вытаскивали, подумали, что ты тоже убит. А у тебя ни одной царапины! Только контузия. Повезло.

– Повезло, только вот на уши оглох немного, – криво улыбнулся Григорий.

На поляне было разбито несколько палаток, а вокруг них  лежало несколько сот раненых. Одних санитары укладывали на носилки и несли в палатки, других выносили наружу. Одна из палаток была оборудована  под операционную. Вдоль её стен стояло по пять операционных столов – всего десять. Работал настоящий конвейер. Два санитара приносили раненых и, сняв с носилок, укладывали на столы. Девушки-медсёстры раздевали. Не полностью, а только чтобы открыть место ранения. Третья бригада снимала повязки. Четвёртая делала обезболивающие уколы. В пятой работала хирург – девушка лет двадцати. Шестая бригада накладывала повязки и шины. Седьмая укладывала на носилки и выносила из палаты. Конвейер работал чётко.


В ходе Калинковичско-Мозырской наступательной операции, проходившей с  8 по 30 января 1944 года,  погибло 12 350 красноармейцев, 43 807 было ранено. Большую роль в успехе наступления сыграла тесная связь командования фронта с партизанскими отрядами. В день освобождения Мозыря из 18,5 тысячи его жителей осталось 4700 человек.



Внимание Григория привлёк лейтенант, раненый в грудь. Когда к нему подошли девушки со шприцами, чтобы сделать анестезию, офицер сказал, что не даст себя колоть: пусть режут без уколов. Медсестра постояла, подождала некоторое время, но настаивать не стала и подозвала девушку-хирурга. 

– Зажмите зубами полотенце, – сказала хирург раненому. – Это нужно для того, чтобы вы не сломали зубы при болевом шоке. 

Девушка взяла скальпель и двумя быстрыми движениями сделала крестообразный разрез. И тем же скальпелем с усилием выковыряла из ребра осколок. Затем поднесла его к лицу лейтенанта и сказала: «Вот что вы получили…»

Через Полесские болота

Григорию Ильину предстояло участвовать в Калинковичско-Мозырской наступательной операции. Но прежде предстояло преодолеть большой путь по болотам. 


К концу декабря 1943 года наступила оттепель. Под ногами уже не снег, а лужи ледяной воды перемешались с болотной грязью. Валенки Григория Ильина напитывались водой, и ему приходилось с большим усилием передвигать отяжелевшие ноги. Физическое изнурение бойцов достигло предела. Понурые, сгорбившиеся солдаты тянулись друг за другом, с трудом таща свою походную амуницию. Лошади, запряжённые в тачанки, обессилевшие от непомерной нагрузки и бескормицы, падали в лужи, их с трудом поднимали и, подпирая плечами повозки, двигались дальше. На кратковременных привалах у наспех разожжённых костров не удавалось просушить валенки.


   В 50 километрах от Мозыря у деревни Буйновичи полк развернулся в боевой порядок, занял позиции, окружив стрелковые ячейки снежными холмиками (рыть окопы было невозможно: под слоем мокрого снега – топкое болото). Начали готовиться к атаке. Немцы молчали: либо тоже готовились к отпору, либо не догадывались о подходе наших войск.

Солдаты, подгоняемые офицерами и сержантами, стали перебежками продвигаться вперёд. Так был убит один из командиров взвода, его место занял младший лейтенант. Вскоре и его зацепила пуля, попавшая в щёку и вышедшая с другой стороны лица, вырвав клок кожи. Ильин достал пакет и перевязал голову боевому товарищу, который уже не мог говорить, а только жестикулировал.

И тут взревели моторами танки. Немцы ударили в оставшийся без прикрытия штаб полка. Разогнав наши полковые обозы, принудив штабные службы спешно отступить в непроходимые для танков болота, фашисты легко выбрались из кольца и отступили южнее, где в нескольких десятках километров была железнодорожная станция, ещё не занятая нашими войсками.

После контратаки немцев в живых осталось лишь 50-70 человек, остальные, включая всех офицеров, были ранены или убиты. Следующую  ночь Ильину пришлось провести лёжа на голой земле, расчищенной от снега и прикрытой еловым лапником. С трудом стащив промокшие валенки, он засунул ноги в шапку, завернулся с головой в шинель, продрожал всю ночь, изредка впадая в дрёму.

Изнурительный рейд по безлюдным полесским болотам, часто прерываемый стычками с немецкими засадами, продолжался до 12 января 1944 года, когда красноармейцы вышли к берегу реки Припять у остатков сожжённой карателями деревни. В нечеловеческом напряжении и беспрерывном ощущении близости смерти, замерзая холодными ночами в постоянно мокрой одежде, когда нельзя зажечь костёр, чтобы согреться, голодая (связи с тыловыми службами были разорваны), Григорий Ильин пережил декабрь и половину января, в котором  остался незамеченным Новый год.


Лёжа под шквалом миномётного огня и светящихся трасс крупнокалиберных пулемётов, солдаты, продвигаясь вперёд, вяло отстреливались из карабинов и автоматов. Единственный пулемёт «Максим» замолчал (что-то заело в приёмнике ленты). Запасы патронов были на исходе (у Ильина в двух подсумках на ремне было всего восемь обойм патронов, ещё десять лежали в вещмешке, но снять его со спины, лёжа в мелкой ячейке, никак не удавалось). Отстреливаясь из карабина, Ильин не заметил, как исчез последний командир взвода. 


В течение двух дней, 18–19 марта 1944 года, солдаты 65-й армии 1-го Белорусского фронта освободили из Озаричского лагеря смерти в Калинковичском районе
34 110 человек, из них 13 702 женщин, 4 448 стариков, 15 960 детей в возрасте до 13 лет, в том числе – 517 сирот. Количество погибших в «Озаричах» – около двадцати тысяч человек. 


Но тут внезапно потеплело, и утром над позициями красноармейцев на подступах к Мозырю поднялся туман. Взвод Ильина незамеченным подошёл к траншее врага. Страшный бой начался. Была и рукопашная, и стрельба, немцы отступали и контратаковали снова. Позднее Григорий Ильин записал в своём дневнике: «Калинковичи и Мозырь позади. Кончается и морозная зима, на смену которой  пришла слякотная погода. Ночью подмерзает, а днём чаще всего идёт дождь со снегом. После короткого отдыха после взятия Калинковичей вступили с ходу, без подготовки, в новый бой. Места отвратительные. Заболоченные лиственные леса. Окопаться нельзя. Вода хлюпает под ногами. Обсушиться нельзя. Всё время мокрые. Ужасно холодно».


Освобождённые из ада

Утром 19 марта солдаты 65-й армии генерала-лейтенанта Павла Батова   вошли в концлагерь «Озаричи». Здесь Григорий Ильин впервые увидел измождённых людей, попавших в настоящий ад. Лагерь был обнесён колючей проволокой, вокруг мины, вышки, на которых ещё вчера стояли конвоиры, – деваться узникам было некуда. Голодные люди лежали посреди болота, на ледяной земле, и медленно умирали.  

А фашисты действовали продуманно. Уже не надеясь на силу своего оружия, они решили сорвать наступление Красной армии с помощью эпидемии сыпного тифа. Часть согнанных в «Озаричи» людей была больна, от них заражались остальные. Гитлеровцы рассчитывали, что когда советские войска придут освобождать узников, солдаты бросятся помогать женщинам, обнимать замёрзших детишек и сами станут жертвами сыпного тифа. 

– Мы не понесём её в кузов грузовика. Мест мало, в первую очередь спасаем живых, а  она мертва, – услышал Ильин голос одного из солдат. Разговор шёл о женщине, лежавшей на земле. 

Но пожилой человек, с которым говорил красноармеец, не отступал, он нашёл где-то стёклышко и поднёс его к носу женщины.

– Видишь, стёклышко запотело, значит, дышит, жива, – сказал дедушка.

– Быстро заносим! – скомандовал Ильин, и женщину потащили в машину.

– А где Вера? Только что рядом была, – растерялся старик. – Внучка моя пропала! Ходосья, нужно её разыскать. А то ведь пропадёт.


Женщина в панике бросилась на поиски. И нашла маленькую девочку со спутанными волосами и ясными глазками, победившую голод, холод, смерть «Озаричей». Она стояла и смотрела в объектив фронтового фотокорреспондента. 

Журналист рассказал Ильину о том, как семья Веры Курьян промучилась около двух недель в лагере смерти. Умерла её младшая сестра Оля. Мать, больная тифом, с обмороженными ногами и руками, была на грани жизни и смерти. «Дед укладывал нас, детей, на мать, и накрывал какими-то ветками – всем, что только мог найти. Спали, прижавшись друг к другу, чтобы было теплее», – делилась девочка. Ей навсегда врезался в память и такой случай. В один из дней тётя заметила, что нет на месте старшего брата Веры, Жени. Бросилась искать, опасаясь худшего. И увидела: стоит немецкий конвоир, с аппетитом ест что-то из консервной банки, а Женя обнимает его за колени, чтобы тот хоть что-нибудь оставил. «Конвоир слопал всё и бросил на землю пустую банку. Женя схватил её и пустился наутек. Тётя Ходосья – за ним. Брат прибежал к лежащей на земле больной матери, пальцем вымазал все те крохи, что ещё оставались в банке, и начал намазывать ей на губы…» – рассказывала Вера.

Освобождённых из концлагеря узников привезли в Хойники и первым делом повели в баню. Увидев, что люди из очереди вошли в полное пара помещение и долго не выходят, тётя Ходосья решила, что это газовая камера. Настрадавшиеся, одичавшие люди уже никому не верили. Открылась дверь, и тётка сказала: «Вдыхайте сильнее, детки, не так больно будет умирать!» Вера вошла, вдохнула что есть мочи и стала ждать, что будет дальше. А тётка огляделась да как закричит: «Да это же баня, баня!..»

А в армейской газете 65-й армии «Сталинский удар» об этом дне Григорий Ильин прочитал: «Тот не человек, кто это забудет! Это нельзя, невозможно забыть, как облик своей матери и нежное личико своей дочурки. Вы помните, товарищи солдаты и офицеры, наши рассказы о лагере смерти, из которого одна наша часть освободила 34 110 стариков, женщин и детей? История этого лагеря – одно из самых гнусных злодеяний фашистских захватчиков, совершённых в годы войны на белорусской земле».

(Продолжение следует...)

Часть 1 -  Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад

Часть 2 -  Освобождая Беларусь: боевые дороги Григория Ильина, или 300 дней на запад

Нашли ошибку в тексте? Выделите ее, и нажмите Ctrl+Enter
Обсудить новость в соцсетях

N