Оружие Победы. С пистолетом-пулемётом за спиной
Фронтовики за годы войны стали закалёнными солдатами, их воля и мужество не уступали в крепости оружейной стали. За каждой винтовкой и пулемётом, за каждым артиллерийским и танковым выстрелом, брошенной гранатой и гулом самолёта встаёт история человека, руки которого превращали боевую технику в грозную силу в жестокой битве с врагом.
Редакция газеты «Гомельские ведомости» совместно с Гомельским областным музеем военной славы продолжает проект, посвящённый 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. Ветераны спустя многие годы прикоснутся к оружию, и их воспоминания оживут. Музейные экспонаты соединятся с фронтовыми историями свидетелей тех судьбоносных событий. И мы перенесёмся на поля сражений, пройдём по дорогам войны, чтобы вместе с воинами пережить все фронтовые испытания.
– Хорошо помните, как обращаться с пистолетом-пулемётом Судаева? – интересуюсь у Бориса Афанасьева перед тем, как войти в здание Гомельского областного музея военной славы.
– Конечно. Это же моя профессия – знать оружие. Как-никак 38 лет прослужил в Советской Армии, в 55 лет ушёл в отставку в звании полковника. Имею орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР». А своё оружие давно не видел, хотелось бы на него спустя много лет ещё раз взглянуть.
...Подъезжая к дому, мы ещё издалека замечаем отливающий глубокой синевой мундир Бориса Николаевича, ожидающего нас на лавочке. Ветеран бодро встаёт и садится в машину.
– Глядя на вас, и не скажешь, что 90 лет исполнилось, – стараюсь завязать беседу, вспомнив недавний телефонный разговор.
– Я ведь до сих пор каждый день хожу купаться на Любенское озеро, если погода позволяет, – поясняет приятным баритоном фронтовик. – Физически я был очень крепким и выносливым.
– И на фронте?
– Конечно. Только вот в военном училище были небольшие трудности, когда приходилось по учебной тревоге бежать на позицию со стволом миномёта, закреплённым на спине. Был я тогда наводчиком этого оружия.
– А в чём трудность была? Весил много? – уточняю.
– Да нет. 19 килограммов – это немного. Просто, когда по команде падал на землю или прыгал в окоп, то ствол больно бил по затылку, да так, что шишки вскакивали, – ветеран почёсывает голову. – Хоть ствол и заворачивали в брезентовый чехол, это не защищало от ударов. Двуногу миномёта тоже носить было неудобно, а вот плиту – в самый раз.
– Ну а на фронт не страшно было ехать?
– Когда ехал в конце 1944 года на передовую, то думал, что народ в окопах злой. Столько лет красноармейцы воюют, точно как звери будут. А прибыл, удивился. Такие же шутки у солдат, такой же смех между боями, как и на гражданке. Песен даже больше исполняли, чем сейчас. Часто гармошка звучала. А первый день на войне хорошо запомнил.
– И чем же он так памятен? – искренне заинтригован я.
– Чтобы попасть в свою часть, нужно было перейти через редкий лес. И вот иду с офицером, который только что из госпиталя выписался, и ещё несколькими солдатами между деревьев. И тут ра-а-аз! – Борис Николаевич делает резкий жест рукой. – Все бойцы немедля попадали на землю. А я не понял, что произошло, как стоял, так и стою. Оказалось, возле нас разорвался снаряд. И представляете – мне ничего, а офицеру, который рядом на траву упал, осколком кисть перебило. И отправился он обратно в госпиталь.
– Не страшно было после такого случая сражаться с фашистами?
– Надо ж было кому-то защищать Родину, – без лишнего философствования говорит ветеран. – Я до конца 45-го младшим лейтенантом провоевал на передовой, командуя взводом миномётчиков. Нас-то и в тыл выводили только помыться. Во время боя забывал о страхе за свою жизнь. Следовало корректировать огонь, выполнять задачу по уничтожению врага. У нас были 82-х, а у фашистов 81-миллиметровые миномёты. Так мы и их трофейными минами били. Правда, из-за образовывающегося пространства в один миллиметр между миной и стволом получалась не такая большая дальность поражения.
– Ну а верили во время тяжёлых боёв в победу?
– Я вам вот что расскажу. Сам я из Ярославской области. И вот отправили меня с товарищами рыть противотанковые рвы под Москву. Пять месяцев их копали. Как-то моя односельчанка Лида Голубева, глядя на меня с приятелем, пошутила: «Ну что, сосунки, долго ещё будете копаться? Ребята с 1922 года рождения уже на фронте фашистов бьют, а вас даже в армию не берут». На что я ей ответил: «Ничего, Лида. Они идут Москву защищать, а мы пойдём Берлин брать». Так оно и вышло.
За разговором подъезжаем к зданию музея, у ворот которого нас встречает научный сотрудник Алексанр Нестерович. Он проводит Бориса Афанасьева в экспозиционный зал и вручает пистолет-пулемёт Судаева, поясняя мне, что сокращённо его называют ППС-43.
– Сначала у меня был ППШ, но я его поменял на это оружие, – фронтовик отставляет палочку и прижимает стальной приклад к плечу. Прицеливается, закрыв левый глаз. В это время фотограф делает снимки.
– И почему же поменяли? – любопытствую.
– Я корректировал огонь миномётов. При мне были планшет, сумка с картами да ещё и противогаз. Всё это носить было неудобно. Поэтому ППС с его складывающимся прикладом оказался как нельзя кстати для моей деятельности. И в атаке удобен, и при изучении карт боевых действий не мешал, компактно прячась за спиной. Вдобавок он никогда не заедал.
– Не тяжеловато его держать? – волнуюсь.
– Да я всю войну его на горбу носил, – по-простому отвечает Борис Николаевич. – Три с половиной килограмма разве много? Передвигался с ним, падал в траншеи. Веса его даже и не чувствовал.
– А что для вас было самым тяжёлым на фронте?
– Когда сутками лежишь в грязи, и тебя всего трясёт от холода, – Борис Афанасьев несколько раз резко дёргает руками, желая показать, как он промерзал. – А дождь идёт и идёт, и просохнуть нет никакой возможности. Были моменты, когда думалось: скорей бы убило, только бы так не мучиться. Потом, когда высыхал и согревался у костра, становилось стыдно за такие мысли. А они-то были. Кормили нас неплохо. К тому же у моего ординарца всегда в запасе сало было.
От фронтового быта решаю перейти к воспоминаниям о боях:
– Орден Красной Звезды вам за что вручили? – спрашиваю, взглянув на мундир.
– В боях за город Прьевидза (нынешняя Словакия), корректируя огонь своих миномётов, точной наводкой уничтожил две огневые точки противника и до взвода пехоты немцев. Так, по крайней мере, в наградном листе указано. Чем способствовал успешному отражению контратаки врага. Но и нам, бывало, приходилось несладко. У деревни Страни (в бывшей Чехословакии) погибло больше 200 советских солдат. Заняли мы это селение. При себе было несколько пушек-сорокапяток и пулемёты. А немцы на рассвете ударили танками. Защищаться по сути нам было нечем. Пришлось отступать с большими потерями. В Страни погиб мой боевой товарищ командир батареи 45-миллиметровых пушек Коля Смирнов. А начинал он сражаться ещё на Курской дуге.
– А много в конце войны наших бойцов гибло?
– Чтобы вы понимали, я вам вот что скажу. У города Банска-Бистрица в тогдашней Чехословакии мне, младшему лейтенанту, пришлось руководить атакой роты, так как в строю не осталось ни одного командира старше меня по званию. Шли ночью в атаку. Местность гористая. Отбили мы тогда важную радиостанцию. За этот бой мне вручили благодарность от товарища Сталина, – Борис Афанасьев извлекает из кармана ксерокопию документа, желая подтвердить свои слова.
В конце беседы спрашиваю, как фронтовик встретил 9 Мая.
– На нашем участке у города Вышков (нынешняя Чехия) в этот день немцы не захотели сдаваться, – Борис Николаевич понижает голос. – Причём о Победе мы узнали ночью 8 мая и даже праздничный стол организовали. А наутро начальник разведки дивизии отправился к немцам, чтобы принять их сдачу в плен. Фашисты же открыли огонь и расстреляли его легковую машину и ещё несколько, в которых ехали наши офицеры.
В это время за лесом слышались разрывы снарядов – гитлеровцы уничтожали мосты, чтобы остановить наше продвижение. Вдобавок ко всему они уничтожили сотни своих лошадей, чтобы нам не досталась их тягловая сила. Это я хорошо запомнил. И только после того, как командование Красной Армии бросило на подавление фашистского сопротивления две танковые армии, фашистам пришлось сдаться...
На обратном пути Борис Афанасьев ещё долго рассказывает, как освобождал Румынию, Венгрию, Чехословакию. Вспоминает он и о двух старших братьях, погибших на фронте, и сестре, навсегда оставшейся в блокадном Ленинграде.
– Мне война и сейчас снится, – признаётся, прощаясь, ветеран. – Особенно тот момент, когда танки на нас идут, и мне приходится отступать. Но и о Победе я тоже думаю. Если бы не советский солдат, мы бы, наверное, с вами сейчас не разговаривали.
Автор фото: Анна Пащенко